[knizhnyj-cherviachok]

Моё стеклишко с конкурса на Ридманге. Бакумачное

Возле западного побережья острова Хоккайдо, близ местечка Эсаси, лежит под водой военный фрегат. Когда-то в этих местах шла война, но теперь всё успокоилось, и море качает на волнах не боевые суда, а рыбацкие лодки.

На глубине время словно остановилось; день неотличим от ночи. Песок засыпает палубу, паутина водорослей тянется от бортов к поломанным мачтам, и судно сливается с морским дном.

Равнодушные рыбёшки стайками заплывают в иллюминаторы, резвятся меж покрытых ракушками обломков корпуса, прячутся в жерлах пушек. Для подводных обитателей корабль ничем не отличается от камней или рифов — хорошее место, чтобы спрятаться от хищников, не более того.

Море тихонько шепчет что-то, убаюкивая — и фрегату снится прошлое. Неясные, словно покрытые туманом, сны о том, как сошёл он со стапелей в Голландии, как дали ему прекрасное имя — «Кайё-Мару», Восходящее солнце. Как взошёл на палубу энергичный капитан с блестящими глазами. И как отправился фрегат на всех парусах в далёкую восточную страну, чтобы стать там украшением и гордостью военного флота.

Снится весёлая команда, протяжные песни матросов, топот босых ног по нагретой солнцем палубе. И капитан Эномото, который не уставал восхищаться своим судном — и относился к нему как к живому существу.

Снится, как началась война, как капитан повёл эскадру к берегам северного острова, чтобы основать там республику. И матросы распевали уже другие песни, в которых слышалась ярость битвы.

Здесь, на острове Хоккайдо, тогда называвшемся Эдзо, «Кайё-Мару» стал флагманом военного флота новой республики. Люди были полны надежды, радостно смотрели в будущее, и кораблю передавалось их настроение. В особенности радовался капитан, который стал теперь главой республики. Одно только было плохо — капитана целиком захватили дела на суше, и командование фрегатом он передал другому…

Временами, когда на поверхности бушует гроза и волны идут на берег, как войска на приступ, фрегату снятся тревожные сны. Видится, как наяву, тот страшный день, когда он наткнулся на подводные скалы. Вовсе бы не вспоминать об этом, да не получается… Забудешь ли, как волны били в борта, перекатывались через палубу и заливали трюм, как трещали доски и бегали в тревоге матросы? И как потом шли к берегу шлюпки, а фрегату оставалось лишь осознавать в бессильном ужасе, что это конец, и никто уже не поможет сняться с гибельной скалы.

И видится силуэт капитана Эномото — там, на берегу. Далеко. Его не было на корабле в страшный час. Был другой. Тоже хороший, но — другой.

И последний высокий вал накрывает «Кайё-Мару», тащит вниз, в бездну — и так же захлёстывает страшная жгучая тоска.

Если бы корабли умели плакать…

Сны — любые — всегда вызывают печаль. Горько от бессилия, от невозможности всплыть на поверхность, от неизвестности. Где-то теперь капитан? Где матросы, кочегары, артиллеристы? Живы ли они ещё? Вспоминают ли о своём фрегате, сгинувшем так нелепо и обидно?

Корабль тоскует без людей: строили его человеческие тёплые руки; люди же ставили паруса, бросали якорь, драили палубу… Люди смеялись, ссорились, пели, кричали… Без них плохо и печально.

Не люди потопили «Кайё-Мару», а скалы. Поэтому фрегат не держит зла на людей. Только вот капитан… Что ж он оставил свой любимый корабль, которым так гордился?.. Но у капитана были дела, много дел, не сто́ит думать о нём плохо.

Не с кем разделить печаль и некому пожаловаться — один, один!

Маленький крабик забирается на полуразрушенную палубу. Ему нет дела до снов корабля… Он только ищет себе жилище.

Останься, крабик! Пусть станет тебе домом затонувший флагман республиканского флота — не так одиноко будет ему лежать на дне морском.

Самокритика

Я очень скромно оцениваю это произведение, много что не смогла,.не вытянула. В какой-то момент показалось, что присутствует сплошное размазывание соплей и слезовыжимание.